Сталинград глазами фельдшера
Просмотров: 1732
9 лютого 2019 19:17
Кровавая Сталинградская битва положила начало перелому во Второй мировой войне. 31 января 1943 года фашисты фактически были разгромлены, хотя еще продолжали сопротивляться. До сих пор «сталинградский ад» помнит жительница Запорожья, 97-летняя Александра Семеновна Скрипнюк. В годы войны она работала фельдшером на пароходе, ценой своей жизни спасая раненых солдат и офицеров.
Патефон и «Челита» давали надежду
Восьмой день войны, Поволжье... Молодой 19-летний фельдшер Шура Егорова отправилась на фронт. Направили в Волжскую речную флотилию, на пароход «Рабочий», который назвали СТС-9 – санитарно-транспортным судном. Сначала эвакуировали раненых из Москвы и Калинина. А в мае 1942 г. судно направили на Сталинградский фронт. Раненых эвакуировали в Камышин, Саратов, пересаживали на баржи и дальше перевозили в госпиталь. Ветеран А. Скрипнюк вспоминает:
- Забирали раненых в огромном количестве – до полутысячи человек, хотя положено было вполовину меньше – но не оставлять же их под обстрелом! Даже в пролетах были лежачие… Капитаном парохода у нас был Павел Матвеевич Епифан, его жена Екатерина Ивановна служила матросом, а их 13-летняя дочь Лариса помогала медикам по уходу за ранеными. Рабочих рук не хватало, медики не присаживались по 48 часов, спали стоя. Прислонишься к стенке на 15 минут – и кажется, что проспала вечность. И речники отработав смену, не уходили, помогали грузить раненых под обстрелом противника.
У сталинградцев было по нескольку тяжелые ранения в голову или живот. Медикаментов, нового перевязочного материала у нас было в достатке. Как перевяжем раненых – накормим; тяжелым давали настои из еловых веток, баки настоя были по 50 литров. Кормить было нелегко – кто тяжелый, кто с высокой температурой, кто в нервном шоке –они отказывались от еды. Но у нас в ходу были поилки, зонды, прибаутки, сказки. Однажды к нам поступил старший лейтенант, командир роты, а ему было немногим более 18 лет. В госпитале он ни с кем не хотел говорить, к еде не притрагивался и все время плакал. «Шура! Может, ты с ним поговоришь?» – сказал мне военврач. И я попыталась. Оказалось, из роты, которой парень командовал, в живых осталось только трое. И он все время казнил себя: «Это по моей вине они погибли!» А ему в роту дали пополнение – молодых ребят из Средней Азии, которые русского языка вообще не знали. Я стала рассказывать ему о своем двоюродном брате, капитане, у которого от роты тоже почти никого не осталось в живых, а потом и от батальона. Такое бывает на войне… Я его успокоила, перевязала, накормила, принесла патефон с пластинками. После этого он немного повеселел, вернулся к жизни…
По приказу военного начальства медики давали концерты раненым. К примеру, военком обращается: «Девочки, я знаю, вы устали, спать хотите, но бойцов надо вывести из фронтовой жизни в домашнюю, хоть по одной-две песенки спойте!» Шура запела веселую мексиканскую песенку «Челита», девчонки подпевали: «Ну кто в нашем крае Челиту не знает: она так умна и прекрасна…» После того к Шуре Егоровой на всю войну и приклеилось – Челита…
Санитаркой на пароходе работала доброволец Вера Васильевна Антонова – московская пианистка, она с медсестер на репетициях требовала, как с артисток. Зато раненые были в восторге от концертов! Те концерты под огнем фельдшер и ее товарищи вспоминали всю жизнь: после войны приезжали в гости к старшему механику Савельеву, всплакнув, пели фронтовые песни.
По кипящей от взрывов реке
Собрав раненых, отвозили их в госпитали и пускались в обратный путь. Заодно везли на фронт воинское оснащение или живую силу. После сдачи раненых, вместо того, чтобы уснуть после двойной смены, медики драили теплоход, так как сестра-хозяйка требовала идеальной довоенной чистоты.
На тенте парохода была пулеметная установка для противовоздушной обороны. Во время рейсов от речников требовалось еще и особое умение, чтобы обходить разбросанные по реке мины. Капитан со штурманом изобрели способ простой и надежный: круглосуточно на носу дежурили два матроса с длинными шестами – отталкивали мины от парохода. Пароход был деревянный, металлические только колеса, нос и корма. Над колесом был красный крест и надпись «СТС-22», но крест для немцев не был запретом. Речники строго следили за маскировкой: подходя к крутому Сталинградскому берегу, борта парохода «украшали» ветками, чтобы быть незаметными для вражеских наблюдателей.
С 23 августа 1942 г. начались усиленные авианалеты и артобстрелы на Сталинград, а значит – и корабли с ранеными. Горели нефтеналивные баки со взорванных судов, топливо горело на воде, Волга местами кипела… Как плыть деревянному пароходу? На помощь приходили бронекатера, охранявшие наш путь.
Осенью стало холодно, Волга замерзла, путь к пристани для парохода должен прорубывал ледокол: «Рабочий» отправлялся на расформирование. Ледяной сталинградской зимой фельдшер Егорова работала в эвакогоспиталях.
- Прошли годы. Теперь велят забыть этот Сталинградский ад, где я за четыре с лишком месяца поседела, хоть мне было 20 лет! – вспоминает Александра Семеновна. - Однажды при авианалете я была ранена и контужена: взрывной волной меня отбросило в трюм парохода. Рана была страшная, но эвакуировать меня отказалась, лечилась и работала. ервые дни пролежала, кровотечение приостановилось, а медработников-то не хватает – и я встала и пошла работать… Хоть и падали в обмороки, но стремилась помочь другим. Мы все тогда такие патриоты были. Нам не в чем себя упрекнуть. Все вместе спасали Отечество от фашистов.
Войну фельдшер Егорова закончила старшим лейтенантом медицинской службы. В сентябре 1945-го демобилизовалась, работала заврайздравотделом. Однажды в поезде познакомилась с будущим мужем летчиком Захаром Скрипнюком, капитаном авиации. Он был командиром эскадрильи, в 1943-м в составе 8-й воздушной армии освобождал г. Мелитополь и др. города Украины. Захара Михайловича направили в Запорожье, и она уехала за ним. В санэпидстанциях города она проработала 40 лет , а общий трудовой стаж составляет почти 57 лет.
В Волгограде, в музее Сталинградской битвы, одна из экспозиций посвящена Александре Скрипнюк. Александра Семеновна награждена 6 знаками от Всесоюзного комитета ветеранов ВОВ, орденом «Отечественной войны» II степени, орденом Б. Хмельницкого III степени, медалями «За оборону Москвы», «За оборону Сталинграда»», «За победу над Греманией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг», «Почетным знаком МУСУВ».
Много лет Александра Семеновна возглавляла клуб «Боевая подруга» среди запорожских женщин-фронтовичек. До сих пор, не смотря на возраст, приходит на встречи с молодежью и школьниками, чтобы рассказать: каково это было – в 43-м поднимать боевой дух раненых там, на кипящей от взрывов Волге…
Игорь Гумен, Наталья ПИТИШКИНА. Фото автора и из архива А. Срипнюк
Патефон и «Челита» давали надежду
Восьмой день войны, Поволжье... Молодой 19-летний фельдшер Шура Егорова отправилась на фронт. Направили в Волжскую речную флотилию, на пароход «Рабочий», который назвали СТС-9 – санитарно-транспортным судном. Сначала эвакуировали раненых из Москвы и Калинина. А в мае 1942 г. судно направили на Сталинградский фронт. Раненых эвакуировали в Камышин, Саратов, пересаживали на баржи и дальше перевозили в госпиталь. Ветеран А. Скрипнюк вспоминает:
- Забирали раненых в огромном количестве – до полутысячи человек, хотя положено было вполовину меньше – но не оставлять же их под обстрелом! Даже в пролетах были лежачие… Капитаном парохода у нас был Павел Матвеевич Епифан, его жена Екатерина Ивановна служила матросом, а их 13-летняя дочь Лариса помогала медикам по уходу за ранеными. Рабочих рук не хватало, медики не присаживались по 48 часов, спали стоя. Прислонишься к стенке на 15 минут – и кажется, что проспала вечность. И речники отработав смену, не уходили, помогали грузить раненых под обстрелом противника.
У сталинградцев было по нескольку тяжелые ранения в голову или живот. Медикаментов, нового перевязочного материала у нас было в достатке. Как перевяжем раненых – накормим; тяжелым давали настои из еловых веток, баки настоя были по 50 литров. Кормить было нелегко – кто тяжелый, кто с высокой температурой, кто в нервном шоке –они отказывались от еды. Но у нас в ходу были поилки, зонды, прибаутки, сказки. Однажды к нам поступил старший лейтенант, командир роты, а ему было немногим более 18 лет. В госпитале он ни с кем не хотел говорить, к еде не притрагивался и все время плакал. «Шура! Может, ты с ним поговоришь?» – сказал мне военврач. И я попыталась. Оказалось, из роты, которой парень командовал, в живых осталось только трое. И он все время казнил себя: «Это по моей вине они погибли!» А ему в роту дали пополнение – молодых ребят из Средней Азии, которые русского языка вообще не знали. Я стала рассказывать ему о своем двоюродном брате, капитане, у которого от роты тоже почти никого не осталось в живых, а потом и от батальона. Такое бывает на войне… Я его успокоила, перевязала, накормила, принесла патефон с пластинками. После этого он немного повеселел, вернулся к жизни…
По приказу военного начальства медики давали концерты раненым. К примеру, военком обращается: «Девочки, я знаю, вы устали, спать хотите, но бойцов надо вывести из фронтовой жизни в домашнюю, хоть по одной-две песенки спойте!» Шура запела веселую мексиканскую песенку «Челита», девчонки подпевали: «Ну кто в нашем крае Челиту не знает: она так умна и прекрасна…» После того к Шуре Егоровой на всю войну и приклеилось – Челита…
Санитаркой на пароходе работала доброволец Вера Васильевна Антонова – московская пианистка, она с медсестер на репетициях требовала, как с артисток. Зато раненые были в восторге от концертов! Те концерты под огнем фельдшер и ее товарищи вспоминали всю жизнь: после войны приезжали в гости к старшему механику Савельеву, всплакнув, пели фронтовые песни.
По кипящей от взрывов реке
Собрав раненых, отвозили их в госпитали и пускались в обратный путь. Заодно везли на фронт воинское оснащение или живую силу. После сдачи раненых, вместо того, чтобы уснуть после двойной смены, медики драили теплоход, так как сестра-хозяйка требовала идеальной довоенной чистоты.
На тенте парохода была пулеметная установка для противовоздушной обороны. Во время рейсов от речников требовалось еще и особое умение, чтобы обходить разбросанные по реке мины. Капитан со штурманом изобрели способ простой и надежный: круглосуточно на носу дежурили два матроса с длинными шестами – отталкивали мины от парохода. Пароход был деревянный, металлические только колеса, нос и корма. Над колесом был красный крест и надпись «СТС-22», но крест для немцев не был запретом. Речники строго следили за маскировкой: подходя к крутому Сталинградскому берегу, борта парохода «украшали» ветками, чтобы быть незаметными для вражеских наблюдателей.
С 23 августа 1942 г. начались усиленные авианалеты и артобстрелы на Сталинград, а значит – и корабли с ранеными. Горели нефтеналивные баки со взорванных судов, топливо горело на воде, Волга местами кипела… Как плыть деревянному пароходу? На помощь приходили бронекатера, охранявшие наш путь.
Осенью стало холодно, Волга замерзла, путь к пристани для парохода должен прорубывал ледокол: «Рабочий» отправлялся на расформирование. Ледяной сталинградской зимой фельдшер Егорова работала в эвакогоспиталях.
- Прошли годы. Теперь велят забыть этот Сталинградский ад, где я за четыре с лишком месяца поседела, хоть мне было 20 лет! – вспоминает Александра Семеновна. - Однажды при авианалете я была ранена и контужена: взрывной волной меня отбросило в трюм парохода. Рана была страшная, но эвакуировать меня отказалась, лечилась и работала. ервые дни пролежала, кровотечение приостановилось, а медработников-то не хватает – и я встала и пошла работать… Хоть и падали в обмороки, но стремилась помочь другим. Мы все тогда такие патриоты были. Нам не в чем себя упрекнуть. Все вместе спасали Отечество от фашистов.
Войну фельдшер Егорова закончила старшим лейтенантом медицинской службы. В сентябре 1945-го демобилизовалась, работала заврайздравотделом. Однажды в поезде познакомилась с будущим мужем летчиком Захаром Скрипнюком, капитаном авиации. Он был командиром эскадрильи, в 1943-м в составе 8-й воздушной армии освобождал г. Мелитополь и др. города Украины. Захара Михайловича направили в Запорожье, и она уехала за ним. В санэпидстанциях города она проработала 40 лет , а общий трудовой стаж составляет почти 57 лет.
В Волгограде, в музее Сталинградской битвы, одна из экспозиций посвящена Александре Скрипнюк. Александра Семеновна награждена 6 знаками от Всесоюзного комитета ветеранов ВОВ, орденом «Отечественной войны» II степени, орденом Б. Хмельницкого III степени, медалями «За оборону Москвы», «За оборону Сталинграда»», «За победу над Греманией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг», «Почетным знаком МУСУВ».
Много лет Александра Семеновна возглавляла клуб «Боевая подруга» среди запорожских женщин-фронтовичек. До сих пор, не смотря на возраст, приходит на встречи с молодежью и школьниками, чтобы рассказать: каково это было – в 43-м поднимать боевой дух раненых там, на кипящей от взрывов Волге…
Игорь Гумен, Наталья ПИТИШКИНА. Фото автора и из архива А. Срипнюк