Шахта пединститута
Институтский транспортный парк состоял из двух лошадок не первой молодости. На подводах прибывший уголь они могли возить в институт до лета. Город транспорта не давал, хранение на железной дороге влетало в копеечку, дорога грозилась уголек продать, а тем временем его, как сказано в документе, «понемногу раскрадывали на станции».
Институт «выбивал» из Киева давно обещанный грузовик, из ворошиловградской конторы «Углепромснабсбыта» - столь же твердо обещанный уголь в счет. Грузовик в феврале пришел, а уголь... Его в последний момент передали Наркомату земледелия.
Многим современным читателям уже и не понять стандарт-ных фраз из официальных ответов того времени: «в пределах выделенных лимитов», «при наличии разнарядки Госплана»... Сейчас вообще трудно представить, как люди работали тогда.
А ведь они работали, искали выход. И если говорить насчет топлива, Мелитопольский пед-институт его нашел. Вы не поверите - вуз решил открыть на Донбассе свою собственную шахту! Как говорится, приехали...
В феврале 1940 г. в Городищенском районе Ворошиловградской области, на самой границе с Россией, сельхозартель им. Калинина выделила МГПИ участок земли. Тут и должна была появиться «шахта №1 Мелитопольского пединститута» (официальное название).
Почему именно здесь - сказать трудно. Возможно, тут была какая-то заброшенная разработка угля. Во всяком случае, институт взялся за дело всерьез.
Перво-наперво назначили директора будущей шахты - Якова Ивановича Ларюшкина. Ему предстояли нелегкие задачи: оформить шахту как хозяйственную единицу, оборудовать ее, нанять рабочих, снабдить их всем необходимым. А главное - добывать не менее вагона угля в сутки.
Весь он должен был поступать в распоряжение МГПИ. Вуз предполагал оставлять часть его для своих нужд, часть передавать учреждениям Наркомпроса (куда прикажут), а часть - продавать. Столь дефицитный товар не залежался бы. Предполагалось, что шахта быстро окупится.
Надо сказать, что поначалу к тому и шло. Шахта заработала. Ее коллектив - 10-12 человек - выдавал на-гора по 12-15 тонн угля в день. Верхний, неглубокий, горизонт угля вырубили быстро. А потом... Потом все забуксовало.
Добыча угля - дело особое. Подземная выработка удлиняется - нужны лес для крепления кровли, рельсы для подачи вагонеток к месту добычи, механизмы и много чего еще. Особая служба должна проектировать новые тоннели. Но Ларюшкин то ли был неопытным руководителем, то ли не слишком напрягался... В общем, для наращивания производства не делалось почти ничего.
Шахтерам не выдали обещанных продовольственных книжек, по которым можно было бы получать особый, «усиленный» паек. Нужно было ехать в Киев - в Наркомпрос, Наркомторг. Объяснять, убеждать, что хотя шахта институтская, ее работники должны снабжаться вовсе не так, как работники просвещения.
Да что там Киев! Шахтеры МГПИ оставались без спецодежды, общежития, постельного белья...
Ясное дело, народ стал разбегаться. В июле на шахте осталось четверо работников, добыча угля прекратилась.
Институту было трудно управлять незнакомым делом, да еще и на расстоянии в сотни километров. На грозные письма незадачливый директор не отвечал, по вызовам не приезжал. И лишь когда вуз пригрозил привлечь его к суду, вынужден был явиться. В кабинете директора института И. Д. Семенова состоялся «разбор полетов». Его результатом стал приказ от 3 августа 1940 г.
В нем говорилось, что «т. Ларюшкин довел дела шахты почти до полного развала и катастрофы», за что «заслуживает снятия с работы и отдачи под суд для привлечения к уголовной ответственности». Однако он «честно признал допущенные им величайшие ошибки и свою халатность... и дал обещание, что будет работать как честный советский специалист...». Короче говоря, получил Ларюшкин «выговор с предупреждением» и план работы на ближайший месяц.
План был боевым: пробить слой породы и начать добычу с более глубокого горизонта; построить общежитие и контору; «приобрести лошадь и поставить барабан для выкачки угля и воды» и т. п. Ставилась задача - до сентября довести добычу угля до 50-55 тонн в сутки. Институт из своих запасов послал на шахту кровати, одеяла, простыни, наволочки.
Удалось ли вузу наладить работу «шахты № 1» - сказать трудно. Документы отмечают, что в ноябре объем работ шахты расширился. В связи с этим на ней ввели отдельную должность горного техника. Им стал все тот же Ларюшкин. А директора назначили нового - М. В. Эйкельмана.
О дальнейшей судьбе этого дела ничего не известно. Во всяком случае, «шахты № 2» у Мелитопольского пединститута не появилось.