Кремлевская дочка
В середине XIX в. в Северную Таврию массово прибывали евреи-переселенцы. Каждая семья получала от государства деньги на постройку дома, покупку скота, продуктов и т. п. Так на территории нынешних Куйбышевского и Гуляйпольского районов появились еврейские земледельческие колонии.
Жилось на новом месте трудно и небогато. В 1914 г. один из них, Рувим Карповский, решил поискать счастья за океаном: в Америке у него жил родной брат. Жена была категорически против. Каждый стоял на своем. Рувим отправился в путь. С собой он взял подростка-сына Арона. Уже у границы их поезд нагнала жена. Со слезами, угрозами и обвинениями она отобрала сына. Потом до конца жизни бабушка Зися, как звали ее близкие, не могла себе этого простить. Если бы люди знали, что ждет их впереди!
Осталась Зися с тремя детьми на руках и без особых надежд на будущее. Девочки были малы, а вот 11-летний Арон вполне мог зарабатывать на жизнь. Отправили его в Токмак, учеником к кузнецу. Он учился ремеслу и попутно делал все, что скажут: нянчил детей хозяина, бегал в лавку. Революцию, гражданскую войну пережили благополучно.
Арон стал видным, сообразительным и умелым парнем. Встретил хорошую девушку по имени Блюма. Та росла без отца, убитого казаками; мать сама поднимала пятерых. Зимой ходили на улицу по очереди: на всех детей была одна пара обуви и одно пальто. Блюма с 14 лет пошла на фабрику. В 1922 г. они с Ароном поженились. Родился Миша, потом - Рита. Жизнь налаживалась.
Умелый кузнец, Арон прилично зарабатывал. Сообразительного, энергичного, толкового, его заметили, посоветовали идти учиться. Имея за плечами четыре класса, он поступил на рабфак, потом в институт. Впереди открывалась прекрасная карьера. Семья покинула Токмак, и вот недавний мальчик на побегушках уже директор завода в Бердянске.
«Мы жили в очень шикарном особняке, - вспоминала позднее Рита Карповская, - семь комнат, ванная, туалет. О таком мы и мечтать не могли. Это был дом дореволюционного хозяина завода. Он во время революции бежал за границу. В те годы был страшный голод, но наша семья его не чувствовала - отец и вся верхушка завода снабжалась продуктами особо». Одних родичей, опухавших с голоду, они забрали из Токмака к себе, другим возили продукты и фактически всех близких спасли.
Потом были Кировоград, Херсон. Арон (точнее, уже Арон Рувимович) - заместитель директора завода. Квартира в большом доме, построенном «для начальства», персональная машина, высокая зарплата. Блюма оставила работу и занималась домом, детьми, муж день и ночь пропадал на своем заводе. Их дети, Рита и Моисей, взрослели с каждым годом, страна - с каждой пятилеткой.
У выехавшего в Америку Рувима Карповского в СССР оставались родичи. Одна из них - Перл, родная сестра. Она родилась в Пологах. Работала папиросницей на табачной фабрике в Екатеринославе (Днепропетровске), потом - кассиром в аптеке. В 1918 г. вступила в партию большевиков и Красную Армию. Зав. армейским клубом, подпольщица в Киеве... Перл Карповская взяла себе псевдоним Полина Жемчужина. Не для того, чтобы выделиться: «перл» по-еврейски (и по-украински, кстати, тоже) как раз и значит «жемчужина».
После гражданской войны Полина заведовала отделом Запорожского горкома партии по работе среди женщин. В 1921 г. ее послали на женский конгресс в Москву. Тут-то ее и увидел Молотов. Он, секретарь ЦК, отвечал за проведение конгресса. Одна из делегаток, некая Жемчужина, заболела. Он решил навестить ее в больнице... В том же году они поженились.
Она не собиралась довольствоваться ролью «партийной подруги». Подучившись, Полина быстро движется вверх: директор парфюмерной фабрики, управляющая трестом, замнаркома, нарком (то есть министр), кандидат в члены ЦК партии. Фантастический взлет дочери портного из Полог!
Она явно выделялась среди «кремлевских жен». Энергичная, умная, Полина умела быть элегантной, изысканной и, казалось, все знала и умела. Прислугу учила поддерживать порядок и готовить, наркомовских жен - как одевать детей, чему и как их учить. У нее у самой все было «супер»: семья, работа, дом, наряды. Полина стала самой близкой подругой жены Сталина, а после ее самоубийства вполне могла называться «первой леди СССР».
Херсонский комбайновый завод напрямую подчинялся Москве. Арон Рувимович часто ездил в Белокаменную в командировки. Обычно в столице он останавливался у тети Ривы, сестры отца. Часто его приглашала к себе еще одна сестра отца - тетя Поля. Та самая, что стала Жемчужиной. Принадлежа к «высшему свету» страны, она была сдержанна в отношениях с многочисленной родней. Но Арона выделяла среди прочих племянников и очень любила. «Однажды, в 1936 году, отец взял меня с собой в Москву. Тетя Поля пригласила меня на новогоднюю елку к своей дочери Светлане», - рассказывала много лет спустя Рита Карповская. Полине понравилась симпатичная девочка, которая мило картавила и сдружилась с ее Светой.
У себя в Херсоне Арон Рувимович насчет могущественной тети Поли помалкивал. Времена наступали новые - опасные и непонятные. Людей арестовывали тысячами. Однажды в 37-м пришли за Ароном... Незваные гости перетрясли всю квартиру. Забрали личные документы, письма, групповые фотографии - все, что могло помочь им сконструировать «заговор». 14-летнему Моисею Карповскому запомнилось, как молодой лейтенант сунул в карман мамины часы.
За решеткой оказалась целая группа заводчан. Их заплаканные родственники пришли к Блюме: «Поехали в Киев, они же невиновны, будем добиваться!» Но куда она могла ехать, убитая горем и... беременная. Женщины уехали, Блюма пошла к знакомому врачу: «Мужа забрали, двое детей на руках, куда мне третьего? Ну вы понимаете...» - «А вы понимаете, что аборты запрещены законом? Хотите меня отправить следом за вашим мужем?» Блюма ходила к нему несколько раз. И лишь когда пригрозила, что повесится напротив его дома, врач согласился.
Не оправившись от пережитого, слабая и подавленная, Блюма поехала в столицу. Она знала, что остальные жены смогли добиться только свиданий с мужьями. Ей не удалось и этого. Причину узнала позднее: Арон так вел себя на допросах, что его избили до неузнаваемости. А рассказали об этом Блюме уже в тюрьме. Настойчивыми хлопотами она добилась лишь собственного ареста.
Осиротевших Моисея и Риту отправили в детдом для детей «врагов народа». Правда, в Синельниково у них жила тетя. Узнав о беде, она отправилась в горком партии: можно ли ТАКИХ детей взять к себе домой? В горкоме разрешили.
О горе, которое обрушилось на семью племянника, узнала Полина Жемчужина, смелая, и влиятельная. Обоих детей немедленно привезли в Москву. Заикавшегося Моисея подлечили, определили в школу. Через полвека он рассказал дочери, как однажды, когда вся семья Молотовых собралась за столом, вдруг зашел Сталин. На Моисея ни с того ни с сего напал смех. Наверное, на нервной почве. Все стали шикать на подростка, стыдить. Но товарищ Сталин («лучший друг советских детей») был, видно, в хорошем настроении: «Если мальчику смешно, пусть смеется».
Риту Полина решила удочерить. Всем объявили, что вот, мол, чужая девочка осталась сиротой, попала в детдом... Удочерение оформили, как положено. Рите выписали новое свидетельство о рождении, она официально стала Молотовой. Со Светланой они сдружились как настоящие сестры. В престижной школе бывшую «сиротку», а ныне дочь главы правительства окружили особой заботой. Однажды Рита услыхала, как тетя Поля с кем-то советовалась: говорить ли Молотову, что родители Риты репрессированы? Решили не говорить: в случае чего (и все понимали - «чего») он мог бы утверждать, что «ничего не знал». Да и неизвестно, как бы он отнесся к идее жены: мог бы и запретить опасную для нее и себя затею.
Блюме Карповской не так, как дочери, но тоже повезло. Следователь попался хороший, были, видно, и такие. А может, он что-то прослышал о предстоящих переменах в грозном НКВД. Когда ее приводили на допрос, он запирал изнутри дверь на ключ, включал громко радио и говорил: «Кричите погромче! Пусть думают, что я вас бью». Через несколько часов конвой уводил ее в камеру, где сидели жены других репрессированных. Теснота, духота, грязь, кровь и стоны после допросов. Нервы у всех на пределе, доходило до драк...
Тем временем на самом верху решили слегка «выпустить пар». Недавнего «верного сталинского наркома» Ежова и его ближайших подручных расстреляли, «ежовщину» осудили. Новый нарком Лаврентий Берия обновил аппарат НКВД. Заглянули и в тюрьмы. «Ай-ай-ай, какой негодяй этот Ежов, тут томятся невинные люди!» Блюма Карповская в числе тысяч уцелевших вышла на свободу. Ей даже вернули пальто, в котором год назад арестовали. Теперь она могла обернуть его вокруг себя два раза.
Нужно было ехать в Москву за детьми. Моисей закончил 7-й класс (почти отличник!) . С Ритой было сложнее. Девятилетняя Светлана, дочь Молотова, успела привязаться к названной сестре. Да и Жемчужина полюбила приемную дочь и очень не хотела расставаться. «Девочке у нас хорошо, получит образование. Здесь ей открыты все дороги! А у вас? Будет жить с клеймом дочери врага народа. А не дай бог, снова начнутся аресты?..»
Блюма настаивала. Но решила не она. «Я хочу вернуться к маме», - негромко, но твердо сказала Рита. Она бросала кремлевскую квартиру, элитную школу, столичные магазины и праздники - то, что и не снилось миллионам детей. Вся блестящая московская жизнь навек оставалась за спиной. Рита взяла за руку бедно одетую изможденную женщину и села в поезд, который повез их далеко на юг.
Блюма с детьми жила в Токмаке в нужде и одиночестве. Сын, чтобы поскорей стать на ноги, в девятом классе сдал экстерном экзамены за десятый - на круглые пятерки. Грянула война. Они оказались в Казахстане. А оттуда после освобождения родных краев перебрались в Мелитополь, где жила родная сестра Блюмы Моисеевны. Сюда, на улицу Фрунзе, вернулся после Победы и сын - с погонами лейтенанта, боевыми наградами и новым именем Михаил. Моисеем он перестал зваться в армии, чтоб не задавали лишних вопросов.
Они никогда не пытались напомнить о себе кремлевским «родственникам». В Москве Светлане Молотовой нашли новую «приемную сестру» - девочку Соню, мать которой работала в Кремле уборщицей. Полина, похоже, тоже вычеркнула из жизни мелитопольских родичей. Тем более, что настало время, когда те, кому она делала добро, предали ее.
После войны Жемчужину арестовали «за еврейский национализм». Припомнили переписку с «американским братом» и сестру в Палестине, беседы с послом Израиля в Москве Голдой Меир. Свидетелями обвинения выступали недавние друзья и товарищи. Полину на пять лет выслали в Казахстан. Всесильный муж не мог ни заступиться, ни помочь. Чтобы уцелеть, ему пришлось с ней развестись. Рассказывают, когда умер Сталин, первое, что сказал Молотов Берии: «Верни Полину». Через несколько дней та была дома.
...Когда Рита получала паспорт, она могла стать Жемчужиной - дома хранились две метрики. Она, конечно, выбрала ту, где была фамилия Карповских. А в 1957 г., когда Хрущев «разоблачил» «антипартийную группу» и Молотова исключили из партии и сослали послом в Монголию, Блюма метрику «Риты Молотовой» уничтожила. Она-то знала, что значит оказаться родственником «врага народа»...
Рита закончила Мелитопольский пединститут и уехала учительствовать в село. Еще в эвакуации, 15-летней девочкой, она познакомилась со своим будущим мужем, Давидом. Они долго переписывались и в итоге поженились. Рита уехала к мужу в Белоруссию, родила двоих детей, а потом они все вчетвером улетели жить в Америку. Туда, куда полвека назад чуть не увезли жить мальчика Арона - ее отца. Удивительны повороты судьбы!
Бывшая «дочка Молотова» Рита Карповская живет в Нью-Йорке, вполне обеспечена и довольна жизнью. И, сидя у окна своей квартиры в Бруклине, иногда вспоминает: Москва, квартира в Кремле, Полина Жемчужина... Неужели это было на самом деле?
Благодарю за помощь в сборе материалов Виктора Кумока (Москва), Аркадия Давидовича (Детройт, США). Использованы воспоминания Риты Карповской (Нью-Йорк), Евгении Карповской (Мелитополь), материалы архива УСБУ по Херсонской области и архива ТГАТУ (Мелитополь).