Андрей Данилко: Я битый-перебитый, я весь в ожогах
Переглядів: 1488
2 червня 2017 13:18
Андрей Данилко дал интервью о событиях последних трех лет, о патриотизме, об издержках популярности, ПЕРЕМЕНЧИВОЙ ЗРИТЕЛЬСКОЙ ЛЮБВИ И, конечно же, планах на будущее…
Он нарушил молчание. Он – один из самых «закрытых» украинских звезд, поэтому его интервью всегда вызывают интерес.
Сегодня говорим о событиях последних трех лет, о патриотизме, об издержках популярности, ПЕРЕМЕНЧИВОЙ ЗРИТЕЛЬСКОЙ ЛЮБВИ И, конечно же, планах на будущее…
Андрей, степень вашей знаменитости и узнаваемости в стране такова, что, пожалуй, вы можете уверенно идти в политику.
– Вот делать мне нечего – в политику идти.
– Вы уже объявили, что решили расстаться с образом Верки Сердючки. Это, мягко говоря, половина вашей жизни.
– Ну, всему свое время… Мне все тяжелее ее играть, ведь она меняется. И так, как мне хотелось бы, у меня пока не получается. А то, как было раньше, закончилось.
Мы решили в 2018 году сделать прощальный тур Верки Сердючки с группой Mountain Breeze. Это будет концерт, построенный не на декорациях, а на общении, на воспоминаниях, на каких-то новых заготовках.
Хотя есть и оборотная сторона медали. Когда люди подходят на улице и говорят: «Андрей, без вас скучно, без вас грустно, где вы?» Дети пишут такие смешные письма: «Давайте все попросим Верку Сердючку вернуться!» Или молодые люди лет 20, которые стояли вдоль красной дорожки Евровидения, – я понимаю, что они в детстве нас смотрели. И они говорили нам с Инкой (Инна Белоконь, мама Сердючки. – «ПЛ»): «Спасибо за детство!» – это так трогательно.
– Сегодня один из ваших поклонников написал мне в фейсбуке: «Передайте Данилко, что у него был совершенно прелестный тот первый альбом с фортепианной музыкой. Будет ли он заниматься музыкой, делать новые альбомы? Потому что это было очень здорово». Будете?
– Вы знаете, у меня все это есть. Я просто ничего не издаю с 2013 года, когда начались эти события политические. Мне показалось абсолютно неуместным появление Сердючки на экранах. И в этом году мы тоже практически нигде не участвовали за исключением объявления результатов на Евровидении.
– А вы болезненно воспринимаете то, что происходит в стране последние три года?
– Очень сильно, очень болезненно, потому что ситуация, я считаю, ужасная…
– Вот вы говорите, что политика вам неинтересна. Но если вам больно от того, что происходит, если это изменило вас как человека, если появилась депрессия. Я думаю, не в последнюю очередь она появилась из-за того, что происходит. Вот эта история с Дорном, с Ани Лорак, я знаю, что вы возражали против истерии вокруг них.
– Я заступался! И я считаю, что это ужасные истории, когда обвиняют артистов, – их подставляют! Спрашивать мнение о политике у артистов, мне кажется, не очень правильно… Спрашивайте у политиков! И эти кадры… Я как раз был тогда в Москве и видел, как эти кадры подают там. Когда идет мама Ани Лорак, у нее вырывают цветы, начинают топтать, стоит эта группа придурков.
Но я вам скажу: это началось с меня. Когда в каком-то там 2000 году стояла толпа от какой-то там партии с плакатами: «Сердючка – московська підстілка»… Люди идут на концерт, а им реально портят настроение. И я не понимаю, почему полиция не реагирует на такие выходки. Почему двадцать человек решают, идти людям на концерт или не идти?
– Ну, большая часть общества считает, что Россия с нами воюет, Россия убивает наших людей на востоке страны, Россия у нас отобрала территорию. И ездить туда выступать – это неправильно. Как по-вашему, есть ли логика в таких требованиях?
– Вы понимаете, когда проводят такую аналогию: «Вот представляете, если бы Клавдия Шульженко поехала выступать в оккупированный немцами Минск…» Не путайте одно с другим… не путайте х… с пальцем.
На мой взгляд, это абсолютно необычная ситуация. И, конечно, я приезжал… редко там бываю, к сожалению… я участвую в мероприятиях, где и русские, и евреи, абсолютно разные люди, которые действительно переживают. И заметьте, мы всегда выступали в вышиванках, даже до этих событий. Я клянусь вам, мы когда-то выступали еще в начале этих событий, там были и политики, и, когда мы заиграли гимн Украины, они все встали. Я вам клянусь! У нас было такое чувство гордости. Многие подбегали: «Я из Тернополя… Как мы без Украины…» Люди не знают, как правильно поступать.
Так что это очень сложная ситуация, и я не знаю, как на все это реагировать. Конечно, я против оккупации Крыма и против войны, которая происходит. И мы не знаем, что на самом деле происходит. Столько подмен, столько каких-то манипуляций. Я не знаю, но я очень сильно расстраиваюсь из-за этого. А в том жанре, в котором мы работаем, это очень трудно…
– Давайте вернемся к теме, от которой вы будете меньше расстраиваться, – к теме шоу-бизнеса. В Украине очень много талантливых людей. Так почему же нам не удается конвертироваться в мировой шоу-бизнес?
– Я понимаю, о чем вы говорите. Скажите, почему именно проект «Сердючка» стал успешным? Потому что это не сдерто, не заимствовано – это придумано. Косо-криво – кому-то нравится, кому-то нет, но это придумано нами. Они любят то, чего у них нет. Сейчас большой дефицит какой-то веселой эксцентрики. А тут такой винегрет в этой Сердючке – и ирония, и стеб, и игра в звезду. Для них это такой себе веселый Майкл Джексон, как они называют. Я себя там очень неплохо чувствую. Когда мы шли по красной дорожке в Нью-Йорке, у меня не было чувства волнения. Не было ощущения, что тебе завидуют, или как-то пытаются тебя подставить, или специально уходят, чтобы ты не привлек внимания. Все наоборот – радуются.
– Вот вы говорите, вам там комфортнее. Я знаю, что артисты очень болезненно переживают, когда публика, которая тебя любила и зацеловывала, завтра вытирает об тебя ноги. Возьмем хоть пример нашей группы, выступавшей на Евровидении.
– Наташ, я привык к этому очень давно. Я битый-перебитый, я весь в ожогах. Если бы я разделся – на мне живого места нет… И при этом я ничего плохого не сделал. На своем примере говорю…
Я помню свои ощущения, когда мы готовились к Евровидению-2007 и выбрали Сердючку. Мы едем туда, и представьте: нас никто не провожает, два с половиной человека. Сжигали чучело на Майдане. Я похудел на 12 килограммов от стресса. Я сидел на гидазепаме, потому что не мог справиться. Для меня это был шок. Но вот мы получаем второе место – и меня встречают, как Гагарина. И я ничего не могу понять. Я в жизни не видел столько людей, которые хотят у тебя что-то спросить, взять интервью… И я думаю: ну какие же все-таки проститутки! Они тебя уничтожают – и тут же любят.
Поэтому я всегда на стороне слабых. Мне позвонила Земфира в тот момент, Джигарханян – человек, с которым мы не общались до этого, но он увидел программу, где меня уничтожали всеми возможными способами. Он позвонил и говорит: «Андрюшечка, сыночка, не смотрите сейчас телевизор». А я сижу сам дома на Крещатике, и такое опустошение после всего этого. Сижу, картошки себе нажарил. И говорю ему: «А я не смотрю», а он: «Понимаете, это вечная борьба Гулливера с лилипутами». Он тогда меня так успокоил этой своей мудростью…
– Итак, вы готовы закрыть одну дверь и открыть другую. А вы уже думали, что там, за этой дверью? И кто будет тот человек, который вас встретит? Вы умеете о себе думать в третьем лице?
– Я и думаю в третьем лице. Так всегда было по жизни. У меня вообще странная жизнь. У меня все не так, как у других. Ну вот вдумайтесь: я играю Сердючку, которая в мюзикле играет принцессу. Какая-то странная ситуация. Как это может быть? То, что касается моей жизни в быту, личной жизни, – все как-то неправильно… И вот у меня была такая ситуация… Я вспоминаю себя в пионерском лагере… Самое любимое время. Я выходил за территорию лагеря «Маяк», вечером, поднимался на спортивную лестницу, смотрел на закат, и мне казалось, что это море и мне кто-то будто говорит: «Тебя там ждут». Мне казалось, что дом там.
– А сейчас вам кажется, что вас где-то ждут?
– Там же. И я очень люблю… у меня есть такая странность: я фотографирую столичный ЦУМ в разное время – в четыре, в шесть вечера, ночью или рано утром. Я очень люблю этот вид. Может, из-за того, что я из Полтавы и мне всегда хотелось жить на Крещатике. Я когда-то шел по Крещатику ранним утром, сто лет назад, смотрел на этот дом и думал: «Боже, интересно, как там люди живут? Как туда вообще можно зайти?» Если бы мне сказали, что я там буду жить, и показали именно то окно, которое я «обозначил» себе, в жизни не поверил бы. Так вот сейчас, когда я сижу, смотрю в окно, этот вид меня успокаивает.
– Мы же программируем будущее, когда мечтаем. У меня в школе всегда были такие истории, я всегда любила приврать, я и сейчас люблю приврать. И если я придумала, что этот мальчик в меня влюбился, рано или поздно это случалось. Видимо, начинаешь вести себя так, чтобы в тебя влюбился мальчик. Не существует же какого-то объективного мира – есть только субъективный.
– Наташа, вот я надел эту звезду, и все говорили: «Звезда – это сейчас не шапка, это голова Верки Сердючки, это конечная форма, больше ничего не будет». И мы поехали на Евровидение, чтобы подчеркнуть свой статус. Естественно, иронично. Но мы подчеркнули, и мы этой звездой стали. При условии знания английского возможность работать там была бы реальной, Сердючка заняла бы свое место. Нас везде приглашают. Если бы я вам сказал, с кем мы выступали за последнее время…
– …так скажите…
– …ну, допустим, вечеринки с Rammstein или Кэти Перри…
– …а вы работали, встречались с Мадонной?
– …ну, это не встреча была… Мы работали со многими, с Натали Имбрулья, например, когда попали в зарубежные хит-парады после Евровидения. Иностранные звезды, с которыми мы там пересекались, к нам очень хорошо относятся… Лиз Митчелл, если говорить о тех, которые тут выступают, Тото Кутуньо, Ricchi e Poveri…
– Андрей, раз мы вспомнили Мадонну. Она всегда говорит: если ты хочешь изменить мир, начни с себя. Сколько я вас помню, вашим главным джихадом был джихад с собой, то есть у вас всегда были непростые отношения с самим собой.
– Это правда. Я же не скрываю.
– И отсюда то, что вы плохо спите, отсюда периодический алкоголь, еще что-то.
– Да вы знаете, в последнее время не периодически. У меня были абсолютно нормальные отношения с алкоголем, как у всех. Но когда начали писать, особенно НТВ увлекалось – «Стакан для звезды», и везде мы фигурировали. Тогда у меня и начались реальные проблемы. То есть те отношения с алкоголем, которые у меня на данный момент, мне тоже не нравятся. Но опять же… Я не могу все время пить снотворное, и мне надо как-то сбрасывать эмоции… Мне просто нужна пауза. И я не стесняюсь этого. Я понимаю, что плохо выгляжу…
– …я вам скажу, что иметь мужество сказать это себе и своим зрителям – это круто. Так что в этом смысле вы тоже не такой, как все.
– Я не вижу в этом ничего крутого. Я просто смотрю реально. В жизни мы одни, на сцене мы другие. На сцене мы должны быть звездами.
– Ну вот когда вы по ночам не спите, и когда пишут очередные неприятные вещи, и когда внутренний голос вам начинает шептать: «А зачем все это было?» или «З зачем все это сейчас?» – кто те люди, которые вам помогают? Или вы человек, который опирается только на собственные костыли, и никто вам не помогает?
– Знаете, мне с собой не скучно. У меня нет паники или одиночества, и у меня есть Инка – самый близкий друг уже столько лет. Мы работаем, у нас бывают разные отношения, но это родственные уже отношения.
– А по какому принципу вы отбираете людей в свою жизнь?
– Я не отбираю.
– Я имею в виду артистов, с которыми вы будете работать.
– Только человеческий фактор. Пусть человек не настолько талантлив – научим. Для меня очень важен именно человеческий фактор.
– Какой ваш главный сегодняшний интерес – кино, музыка, шоу-бизнес, продюсеринг, телевидение?
– Меня очень вдохновляют эти ребята – Mountain Breeze. Своим иным, свежим восприятием. Они вообще другие. Но чем-то похожи на нас. И они очень хорошие. Мне хочется им помочь. В последнее время, мне так кажется, наставники «Х-фактора» не уделяют времени своим подопечным. А они – как мои дети. И они меня смешат, правда. И я это делаю в удовольствие.
То, что касается меня… Я планировал этот прощальный тур, после которого мы сможем передумать… Если мы уходим, мы уходим, но мы можем сделать и «Я повертаюсь». Притом что есть хороший материал, который я вообще не показывал. И украинский, и русский, и английский. Мне хотелось бы его показать, но, кажется, сейчас не время.
– Кстати, по поводу время – не время. Театральные режиссеры говорят, что во время войны больше людей стало приходить на спектакли, и на концерты тоже…
– Поэтому я себе и говорю: «Андрюша, засунь себе в задний карман для семечек все свои мысли насчет „уместно – неуместно“. Ты рожден для того, чтобы…»
– …касса все покажет…
– …я не про кассу…
– …а я не про деньги. Просто, если придут люди на концерт, то будет видно, надо это или не надо.
– Была такая ситуация на концерте в Израиле… Люди выходят – все на джипах, обеспеченные – и говорят: «Вот был концерт одного артиста, второго… Ну, вышли, разъехались – и все… Живем по 15 лет в Израиле, учились в одной школе, не виделись ни разу, а вот встретились на концерте Сердючки, после этого все поехали в ресторан, все вместе собрались компанией и обсуждали, вспоминали». Значит, есть какая-то, может, это громкое слово «миссия»… но то, что Сердючка объединяет. Тут важен момент не рассмешить, а объединить. Чтобы мы вместе подурачились, вместе поплакали, вместе повспоминали, вместе посмеялись, вместе попели.
– За вашу колоссальную артистическую жизнь…
– …ой, прям такую колоссальную… Но уже много лет я не помню из-за этой скачки… Так делать нельзя.
– Ничего удивительного, что спать невозможно, потому что когда у тебя напряжение такое невероятное: работа-работа-работа, то понятно, что это заканчивается депрессией.
– Это не депрессия – это усталость. Депрессии у меня уже давно нет, потому что я научился ей не открывать дверь. Я в глазок посмотрел и сказал: «Дома никого нет». Я к себе ее не впускаю. Момент того, что звезда – это финансовая независимость… Мне абсолютно все равно, будут меня приглашать или нет. Я не буду бегать по каналам и умолять: возьмите меня, как это делают некоторые артисты.
– А у вас нет страха, как у людей, у которых была бедная юность, опять стать бедным, даже когда ты уже обеспеченный?
– Когда ты от мальчика, который жил в пристройке, и туалет на улице, и приезжала эта машина, которая выкачивает, «…навозка». Ужасно, но мы не знали лучшего, поэтому считали это привычным и нормальным…
И когда ты начинаешь получать определенные финансовые доходы… У меня была такая тема – покупка квартир. Из-за того, что у меня не было своего угла, я начал покупать квартиры. А теперь, спустя время, я понимаю, что мне достаточно аскетичной комнаты с удобной кроватью, где все очень лаконично. Мне важен вид из окна, сирень, занавеска… весна…
– …и ощущение, что вас где-то ждут.
– Обязательно!
Источник: http://pl.com.ua
Он нарушил молчание. Он – один из самых «закрытых» украинских звезд, поэтому его интервью всегда вызывают интерес.
Сегодня говорим о событиях последних трех лет, о патриотизме, об издержках популярности, ПЕРЕМЕНЧИВОЙ ЗРИТЕЛЬСКОЙ ЛЮБВИ И, конечно же, планах на будущее…
Андрей, степень вашей знаменитости и узнаваемости в стране такова, что, пожалуй, вы можете уверенно идти в политику.
– Вот делать мне нечего – в политику идти.
– Вы уже объявили, что решили расстаться с образом Верки Сердючки. Это, мягко говоря, половина вашей жизни.
– Ну, всему свое время… Мне все тяжелее ее играть, ведь она меняется. И так, как мне хотелось бы, у меня пока не получается. А то, как было раньше, закончилось.
Мы решили в 2018 году сделать прощальный тур Верки Сердючки с группой Mountain Breeze. Это будет концерт, построенный не на декорациях, а на общении, на воспоминаниях, на каких-то новых заготовках.
Хотя есть и оборотная сторона медали. Когда люди подходят на улице и говорят: «Андрей, без вас скучно, без вас грустно, где вы?» Дети пишут такие смешные письма: «Давайте все попросим Верку Сердючку вернуться!» Или молодые люди лет 20, которые стояли вдоль красной дорожки Евровидения, – я понимаю, что они в детстве нас смотрели. И они говорили нам с Инкой (Инна Белоконь, мама Сердючки. – «ПЛ»): «Спасибо за детство!» – это так трогательно.
– Сегодня один из ваших поклонников написал мне в фейсбуке: «Передайте Данилко, что у него был совершенно прелестный тот первый альбом с фортепианной музыкой. Будет ли он заниматься музыкой, делать новые альбомы? Потому что это было очень здорово». Будете?
– Вы знаете, у меня все это есть. Я просто ничего не издаю с 2013 года, когда начались эти события политические. Мне показалось абсолютно неуместным появление Сердючки на экранах. И в этом году мы тоже практически нигде не участвовали за исключением объявления результатов на Евровидении.
– А вы болезненно воспринимаете то, что происходит в стране последние три года?
– Очень сильно, очень болезненно, потому что ситуация, я считаю, ужасная…
– Вот вы говорите, что политика вам неинтересна. Но если вам больно от того, что происходит, если это изменило вас как человека, если появилась депрессия. Я думаю, не в последнюю очередь она появилась из-за того, что происходит. Вот эта история с Дорном, с Ани Лорак, я знаю, что вы возражали против истерии вокруг них.
– Я заступался! И я считаю, что это ужасные истории, когда обвиняют артистов, – их подставляют! Спрашивать мнение о политике у артистов, мне кажется, не очень правильно… Спрашивайте у политиков! И эти кадры… Я как раз был тогда в Москве и видел, как эти кадры подают там. Когда идет мама Ани Лорак, у нее вырывают цветы, начинают топтать, стоит эта группа придурков.
Но я вам скажу: это началось с меня. Когда в каком-то там 2000 году стояла толпа от какой-то там партии с плакатами: «Сердючка – московська підстілка»… Люди идут на концерт, а им реально портят настроение. И я не понимаю, почему полиция не реагирует на такие выходки. Почему двадцать человек решают, идти людям на концерт или не идти?
– Ну, большая часть общества считает, что Россия с нами воюет, Россия убивает наших людей на востоке страны, Россия у нас отобрала территорию. И ездить туда выступать – это неправильно. Как по-вашему, есть ли логика в таких требованиях?
– Вы понимаете, когда проводят такую аналогию: «Вот представляете, если бы Клавдия Шульженко поехала выступать в оккупированный немцами Минск…» Не путайте одно с другим… не путайте х… с пальцем.
На мой взгляд, это абсолютно необычная ситуация. И, конечно, я приезжал… редко там бываю, к сожалению… я участвую в мероприятиях, где и русские, и евреи, абсолютно разные люди, которые действительно переживают. И заметьте, мы всегда выступали в вышиванках, даже до этих событий. Я клянусь вам, мы когда-то выступали еще в начале этих событий, там были и политики, и, когда мы заиграли гимн Украины, они все встали. Я вам клянусь! У нас было такое чувство гордости. Многие подбегали: «Я из Тернополя… Как мы без Украины…» Люди не знают, как правильно поступать.
Так что это очень сложная ситуация, и я не знаю, как на все это реагировать. Конечно, я против оккупации Крыма и против войны, которая происходит. И мы не знаем, что на самом деле происходит. Столько подмен, столько каких-то манипуляций. Я не знаю, но я очень сильно расстраиваюсь из-за этого. А в том жанре, в котором мы работаем, это очень трудно…
– Давайте вернемся к теме, от которой вы будете меньше расстраиваться, – к теме шоу-бизнеса. В Украине очень много талантливых людей. Так почему же нам не удается конвертироваться в мировой шоу-бизнес?
– Я понимаю, о чем вы говорите. Скажите, почему именно проект «Сердючка» стал успешным? Потому что это не сдерто, не заимствовано – это придумано. Косо-криво – кому-то нравится, кому-то нет, но это придумано нами. Они любят то, чего у них нет. Сейчас большой дефицит какой-то веселой эксцентрики. А тут такой винегрет в этой Сердючке – и ирония, и стеб, и игра в звезду. Для них это такой себе веселый Майкл Джексон, как они называют. Я себя там очень неплохо чувствую. Когда мы шли по красной дорожке в Нью-Йорке, у меня не было чувства волнения. Не было ощущения, что тебе завидуют, или как-то пытаются тебя подставить, или специально уходят, чтобы ты не привлек внимания. Все наоборот – радуются.
– Вот вы говорите, вам там комфортнее. Я знаю, что артисты очень болезненно переживают, когда публика, которая тебя любила и зацеловывала, завтра вытирает об тебя ноги. Возьмем хоть пример нашей группы, выступавшей на Евровидении.
– Наташ, я привык к этому очень давно. Я битый-перебитый, я весь в ожогах. Если бы я разделся – на мне живого места нет… И при этом я ничего плохого не сделал. На своем примере говорю…
Я помню свои ощущения, когда мы готовились к Евровидению-2007 и выбрали Сердючку. Мы едем туда, и представьте: нас никто не провожает, два с половиной человека. Сжигали чучело на Майдане. Я похудел на 12 килограммов от стресса. Я сидел на гидазепаме, потому что не мог справиться. Для меня это был шок. Но вот мы получаем второе место – и меня встречают, как Гагарина. И я ничего не могу понять. Я в жизни не видел столько людей, которые хотят у тебя что-то спросить, взять интервью… И я думаю: ну какие же все-таки проститутки! Они тебя уничтожают – и тут же любят.
Поэтому я всегда на стороне слабых. Мне позвонила Земфира в тот момент, Джигарханян – человек, с которым мы не общались до этого, но он увидел программу, где меня уничтожали всеми возможными способами. Он позвонил и говорит: «Андрюшечка, сыночка, не смотрите сейчас телевизор». А я сижу сам дома на Крещатике, и такое опустошение после всего этого. Сижу, картошки себе нажарил. И говорю ему: «А я не смотрю», а он: «Понимаете, это вечная борьба Гулливера с лилипутами». Он тогда меня так успокоил этой своей мудростью…
– Итак, вы готовы закрыть одну дверь и открыть другую. А вы уже думали, что там, за этой дверью? И кто будет тот человек, который вас встретит? Вы умеете о себе думать в третьем лице?
– Я и думаю в третьем лице. Так всегда было по жизни. У меня вообще странная жизнь. У меня все не так, как у других. Ну вот вдумайтесь: я играю Сердючку, которая в мюзикле играет принцессу. Какая-то странная ситуация. Как это может быть? То, что касается моей жизни в быту, личной жизни, – все как-то неправильно… И вот у меня была такая ситуация… Я вспоминаю себя в пионерском лагере… Самое любимое время. Я выходил за территорию лагеря «Маяк», вечером, поднимался на спортивную лестницу, смотрел на закат, и мне казалось, что это море и мне кто-то будто говорит: «Тебя там ждут». Мне казалось, что дом там.
– А сейчас вам кажется, что вас где-то ждут?
– Там же. И я очень люблю… у меня есть такая странность: я фотографирую столичный ЦУМ в разное время – в четыре, в шесть вечера, ночью или рано утром. Я очень люблю этот вид. Может, из-за того, что я из Полтавы и мне всегда хотелось жить на Крещатике. Я когда-то шел по Крещатику ранним утром, сто лет назад, смотрел на этот дом и думал: «Боже, интересно, как там люди живут? Как туда вообще можно зайти?» Если бы мне сказали, что я там буду жить, и показали именно то окно, которое я «обозначил» себе, в жизни не поверил бы. Так вот сейчас, когда я сижу, смотрю в окно, этот вид меня успокаивает.
– Мы же программируем будущее, когда мечтаем. У меня в школе всегда были такие истории, я всегда любила приврать, я и сейчас люблю приврать. И если я придумала, что этот мальчик в меня влюбился, рано или поздно это случалось. Видимо, начинаешь вести себя так, чтобы в тебя влюбился мальчик. Не существует же какого-то объективного мира – есть только субъективный.
– Наташа, вот я надел эту звезду, и все говорили: «Звезда – это сейчас не шапка, это голова Верки Сердючки, это конечная форма, больше ничего не будет». И мы поехали на Евровидение, чтобы подчеркнуть свой статус. Естественно, иронично. Но мы подчеркнули, и мы этой звездой стали. При условии знания английского возможность работать там была бы реальной, Сердючка заняла бы свое место. Нас везде приглашают. Если бы я вам сказал, с кем мы выступали за последнее время…
– …так скажите…
– …ну, допустим, вечеринки с Rammstein или Кэти Перри…
– …а вы работали, встречались с Мадонной?
– …ну, это не встреча была… Мы работали со многими, с Натали Имбрулья, например, когда попали в зарубежные хит-парады после Евровидения. Иностранные звезды, с которыми мы там пересекались, к нам очень хорошо относятся… Лиз Митчелл, если говорить о тех, которые тут выступают, Тото Кутуньо, Ricchi e Poveri…
– Андрей, раз мы вспомнили Мадонну. Она всегда говорит: если ты хочешь изменить мир, начни с себя. Сколько я вас помню, вашим главным джихадом был джихад с собой, то есть у вас всегда были непростые отношения с самим собой.
– Это правда. Я же не скрываю.
– И отсюда то, что вы плохо спите, отсюда периодический алкоголь, еще что-то.
– Да вы знаете, в последнее время не периодически. У меня были абсолютно нормальные отношения с алкоголем, как у всех. Но когда начали писать, особенно НТВ увлекалось – «Стакан для звезды», и везде мы фигурировали. Тогда у меня и начались реальные проблемы. То есть те отношения с алкоголем, которые у меня на данный момент, мне тоже не нравятся. Но опять же… Я не могу все время пить снотворное, и мне надо как-то сбрасывать эмоции… Мне просто нужна пауза. И я не стесняюсь этого. Я понимаю, что плохо выгляжу…
– …я вам скажу, что иметь мужество сказать это себе и своим зрителям – это круто. Так что в этом смысле вы тоже не такой, как все.
– Я не вижу в этом ничего крутого. Я просто смотрю реально. В жизни мы одни, на сцене мы другие. На сцене мы должны быть звездами.
– Ну вот когда вы по ночам не спите, и когда пишут очередные неприятные вещи, и когда внутренний голос вам начинает шептать: «А зачем все это было?» или «З зачем все это сейчас?» – кто те люди, которые вам помогают? Или вы человек, который опирается только на собственные костыли, и никто вам не помогает?
– Знаете, мне с собой не скучно. У меня нет паники или одиночества, и у меня есть Инка – самый близкий друг уже столько лет. Мы работаем, у нас бывают разные отношения, но это родственные уже отношения.
– А по какому принципу вы отбираете людей в свою жизнь?
– Я не отбираю.
– Я имею в виду артистов, с которыми вы будете работать.
– Только человеческий фактор. Пусть человек не настолько талантлив – научим. Для меня очень важен именно человеческий фактор.
– Какой ваш главный сегодняшний интерес – кино, музыка, шоу-бизнес, продюсеринг, телевидение?
– Меня очень вдохновляют эти ребята – Mountain Breeze. Своим иным, свежим восприятием. Они вообще другие. Но чем-то похожи на нас. И они очень хорошие. Мне хочется им помочь. В последнее время, мне так кажется, наставники «Х-фактора» не уделяют времени своим подопечным. А они – как мои дети. И они меня смешат, правда. И я это делаю в удовольствие.
То, что касается меня… Я планировал этот прощальный тур, после которого мы сможем передумать… Если мы уходим, мы уходим, но мы можем сделать и «Я повертаюсь». Притом что есть хороший материал, который я вообще не показывал. И украинский, и русский, и английский. Мне хотелось бы его показать, но, кажется, сейчас не время.
– Кстати, по поводу время – не время. Театральные режиссеры говорят, что во время войны больше людей стало приходить на спектакли, и на концерты тоже…
– Поэтому я себе и говорю: «Андрюша, засунь себе в задний карман для семечек все свои мысли насчет „уместно – неуместно“. Ты рожден для того, чтобы…»
– …касса все покажет…
– …я не про кассу…
– …а я не про деньги. Просто, если придут люди на концерт, то будет видно, надо это или не надо.
– Была такая ситуация на концерте в Израиле… Люди выходят – все на джипах, обеспеченные – и говорят: «Вот был концерт одного артиста, второго… Ну, вышли, разъехались – и все… Живем по 15 лет в Израиле, учились в одной школе, не виделись ни разу, а вот встретились на концерте Сердючки, после этого все поехали в ресторан, все вместе собрались компанией и обсуждали, вспоминали». Значит, есть какая-то, может, это громкое слово «миссия»… но то, что Сердючка объединяет. Тут важен момент не рассмешить, а объединить. Чтобы мы вместе подурачились, вместе поплакали, вместе повспоминали, вместе посмеялись, вместе попели.
– За вашу колоссальную артистическую жизнь…
– …ой, прям такую колоссальную… Но уже много лет я не помню из-за этой скачки… Так делать нельзя.
– Ничего удивительного, что спать невозможно, потому что когда у тебя напряжение такое невероятное: работа-работа-работа, то понятно, что это заканчивается депрессией.
– Это не депрессия – это усталость. Депрессии у меня уже давно нет, потому что я научился ей не открывать дверь. Я в глазок посмотрел и сказал: «Дома никого нет». Я к себе ее не впускаю. Момент того, что звезда – это финансовая независимость… Мне абсолютно все равно, будут меня приглашать или нет. Я не буду бегать по каналам и умолять: возьмите меня, как это делают некоторые артисты.
– А у вас нет страха, как у людей, у которых была бедная юность, опять стать бедным, даже когда ты уже обеспеченный?
– Когда ты от мальчика, который жил в пристройке, и туалет на улице, и приезжала эта машина, которая выкачивает, «…навозка». Ужасно, но мы не знали лучшего, поэтому считали это привычным и нормальным…
И когда ты начинаешь получать определенные финансовые доходы… У меня была такая тема – покупка квартир. Из-за того, что у меня не было своего угла, я начал покупать квартиры. А теперь, спустя время, я понимаю, что мне достаточно аскетичной комнаты с удобной кроватью, где все очень лаконично. Мне важен вид из окна, сирень, занавеска… весна…
– …и ощущение, что вас где-то ждут.
– Обязательно!
Источник: http://pl.com.ua
Схожі новини: