Детство, опаленное войной

В немецкой оккупации

- Помню, пришли немцы и выгнали нас из дома. Сами в нем жили, а мы - в погребе. Спали на мешках с картошкой. Стекла из окон дома немцы выставили: жарко им. А на подоконнике офицер поставил фарфоровую собачку. Уж не знаю, просто чтобы комнату украсить, или игрушка напоминала ему его дом и детей. А я, бывало, пробегая мимо окна, позову: «Господин, дай собачку!» Однажды это услышала мама. Ох, и досталось мне на орехи! Ругала сильно, ведь немец мог запросто выстрелить в меня, чтобы не цеплялась, - делится воспоминаниями Клавдия Владимировна. - Зимой с 1942 на 1943 год домой вдруг вернулся папа. Оказывается, в Николаевской области он попал в плен. Дважды бежал, но его возвращали. Только третья попытка оказалась удачной. Пробирался по ночам. Когда добрался дома, ноги его были окровавленные, пухлые. Пришлось сапоги разрезать…

- Перед наступлением советских войск в 1943 году всех жителей немцы эвакуировали - погнали сначала в Михайловку, а потом на Орлянку. В Михайловке нам посоветовали двигаться не дорогой, а степью. Так и сделали. Питались кукурузой, соей, которые жарили в ведре на костре… День, когда пришло освобождение, помню четко и ясно. Накануне по дороге всю ночь шли танки, дрожала земля. То отступали немцы. На утро все стихло. Женщины встали, развели костер, выдоили коров, которых тоже брали с собой, и начали варить затирку на завтрак. Но молоко никак не закипало, огонь разгорался плохо.

Вдруг предрассветной мгле раздался стук копыт, а затем появились три всадника. Присмотрелись - свои, красноармейцы! Бросились к ним, обнимаем. А они нам говорят, что все кончено и чтобы возвращались домой…

От родного села осталось пепелище

- Добрались до Пришиба, переночевали и пошли в родное село через Роздол, Заветное, Кавуновка. Кругом разрушенные, сожженные дома, изуродованные деревья, поля в воронках от взрывов. А когда добрались собственного села, просто ужаснулись: не уцелело ни одной хаты. Только высятся две трубы - с одной стороны села и с другой, - как будто мрачные и молчаливые стражи. А еще осталась стена соседского дома, а на ней - портрет улыбающейся тете Дуси…

Поехали в Роздол, заселились в заброшенную хату. Папа только неделю и побыл с нами. Успел остеклить окна и сложить печь, и его забрали на фронт. И, как штрафника (он был в плену и на оккупированной территории), отправили на передовую. Там был ранен и 29 ноября 1943 умер от ран. Ему было всего 35 лет…

От голодной смерти спасли суслики

- В наших краях шли жестокие бои. Помню, раненых все везли и везли, раскладывали прямо на полу, едва подстелив соломы. А они грязные, окровавленные, замерзшие. Осень того года была сырая и холодная. Еще помню, как мама с ложечки кормила какого-то офицера. У него были темно-зеленая гимнастерка и орден Красной звезды на ней…

Наконец фронт отошел. Зима была голодная и холодная. Из чего только ни пекли «ліпеники»: из лебеды, чертополоха. И все равно старший брат начал пухнуть от голода. А мы только приобрели телочку, хотели из нее корову-кормилицу вырастить. Но мама решила зарезать телку, чтобы спасти от смерти сына. В то время бригадиром в колхозе был Николай Зеленый. Он был без руки, поэтому не воевал. Он отговорил маму резать телочку и поставил ее и такую же вдову с кучей детей «выливать» сусликов (заливали в норки воду, а суслики оттуда выпрыгивали). Вот на тех сусликов и выжили. Мама всю жизнь была благодарна тому дяде Николаю. Благодаря ему и брата спасли, и телочка у нас осталась.

Трудные будни

- Нам встречалось много хороших людей, хотя время было трудным. Помню, следующим летом у нашей мамы отнялись ноги. Она работала в поле. В обеденный перерыв мама, уставшая, прилегла в тени, а подняться уже не смогла. Мамин брат отвез ее в больницу. Там ее лечили, но помогало плохо. Вместе с ней в палате лежала девушка из Михайловки. Навещать ее приходила мать - она увидела, что происходит с моей мамой, и взялась ей помочь. Женщина пекла для колхоза хлеб: бывало, испечет и горячим положит на мамину спину, прикрытую простыней. И поставила нашу маму на ноги - хоть с палкой, а начала она ходить. Ей тогда было 34 года…

Закончилась война, кругом начали наводить порядок. И нас попросили заплатить за дом, который мы заняли фактически самовольно. Денег не было. Родня принять отказалась, мол, мы их стесним. И нас приютила тетя Васютка (так мы ее звали) Карнакова из Раздола. У нее была всего одна комната, в которой жили мы, четверо, - в одном углу, да их семеро, - в другом. Так и жили. И ни разу не ссорились…